Между стволов сосен являются прозрачные, воздушные фигуры огромных людей и исчезают в зеленой густоте; сквозь нее просвечивает голубое, в серебре, небо. Под ногами
пышным ковром лежит мох, расшитый брусничником и сухими нитями клюквы, костяника — сверкает в траве каплями крови, грибы дразнят крепким запахом.
Неточные совпадения
На балконах и в окнах домов работали драпировщики, развешивая пестрые
ковры, кашмирские шали, создавая
пышные рамы для бесчисленных портретов царя, украшая цветами гипсовые бюсты его.
Проходя шагах в двадцати от Дьякона, он посмотрел на него из-под очков, — старик, подогнув ноги, лежал на красном, изорванном
ковре; издали лоскутья
ковра казались толстыми,
пышными.
Высокий дом
На берегу Невы,
Обита лестница
ковром,
Перед подъездом львы,
Изящно убран
пышный зал,
Огнями весь горит.
Я унес от этой женщины впечатление глубокое, новое для меня; предо мною точно заря занялась, и несколько дней я жил в радости, вспоминая просторную комнату и в ней закройщицу в голубом, похожую на ангела. Вокруг все было незнакомо красиво,
пышный золотистый
ковер лежал под ее ногами, сквозь серебряные стекла окон смотрел, греясь около нее, зимний день.
Быстро несется вниз по течению красивый и сильный «Ермак», буксирный пароход купца Гордеева, и по оба бока его медленно движутся навстречу ему берега Волги, — левый, весь облитый солнцем, стелется вплоть до края небес, как
пышный, зеленый
ковер, а правый взмахнул к небу кручи свои, поросшие лесом, и замер в суровом покое.
И перед ним иной картины
Красы живые расцвели:
Роскошной Грузии долины
Ковром раскинулись вдали;
Счастливый,
пышный край земли!
Без дум, со смутной и тяжёлой грустью в сердце иду по дороге — предо мною в пасмурном небе тихо развёртывается серое, холодное утро. Всё вокруг устало за ночь, растрепалось, побледнело, зелёные
ковры озимей покрыты пухом инея, деревья протягивают друг к другу голые сучья, они не достигают один другого и печально дрожат. Снега просит раздетая, озябшая земля, просит
пышного белого покрова себе. Сошлись над нею тучи, цвета пепла и золы, и стоят неподвижно, томя её.
В часовне иконы и лампады как жар горят, все выметено, прибрано, вычищено, скамьи
коврами накрыты, на длинном столе, крытом камчатною скатертью, стоят фарфоровые блюда с красными яйцами, с белоснежною пасхой и
пышными куличами; весь пол моленной густо усыпан можжевельником…
В
пышном нарядном платье, но бледная, задумчивая, с поникшей головой, неслышными стопами медленно вышла она по мягким пушистым
коврам и стала перед Патапом Максимычем. Подняла голову, вспыхнула заревом, опустила глаза.
С левой стороны находилась громадная арка с приподнятой на толстых шнурах портьерой, открывавшей вид в следующую комнату-альков, всю обитую белой шелковой материей. В глубине ее виднелась
пышная кровать, а справа роскошный туалет, с большим овальным зеркалом в рамке из слоновой кости. Альков освещался молочного цвета фонарем, спускавшимся из центра искусно задрапированного белоснежным шатром потолка. Пол был устлан белым ангорским
ковром.
В Баратове Капитолина Андреевна имела отдельную комнатку. Это была уютная, светлая келейка, как прозвала комнату Капочки княжна Варвара, убранная со вкусом и комфортом. Мягкая мебель,
пышная кровать,
ковер и туалет составляли ее убранство. Шкап для платья был вделан в стену.
Она тоже была убрана с тщательным комфортом. Широкая кровать под балдахином с
пышными белоснежными подушками, красным стеганым пунцовым атласным одеялом, ночной столик, туалет,
ковер у постели — все было предусмотренно.
Покрытый батистовым пудрамантом и нежа одну стройную ногу, обутую в шелковый чулок и в туфле, на
пышном бархате скамейки, а другую спустив на персидский
ковер, сидел он в креслах с золотою герцогскою короною на спинке; осторожно, прямо взглядывался он по временам в зеркало, в котором видел всего себя.
Патриарх же еще ранее знал обо всем, что происходит в городе, и, имея в свите правителя подкупных людей, которые тоже любили
ковры «нежнее сна и легче пуха», постоянно был ими обо всем извещаем. Так известился он также заранее и о наряженном к нему посольстве и, в ожидании посла с букетом, удалился в свою
пышную баню и, раздевшись, сел в широкую круглую ванну, над которою в потолке пестрым мрамором были выложены слова: «Мы веруем в единое божество Иисуса Христа и в воскресение тела».